Неточные совпадения
Мужик глянул на меня исподлобья. Я внутренне дал себе слово во что бы то ни стало освободить бедняка. Он
сидел неподвижно на лавке. При свете фонаря я мог разглядеть его испитое, морщинистое лицо, нависшие желтые брови, беспокойные глаза, худые члены… Девочка улеглась на полу у самых его ног и опять заснула. Бирюк
сидел возле стола, опершись головою на руки. Кузнечик кричал в углу… дождик стучал по крыше и скользил по
окнам; мы все молчали.
В небольшой комнатке, куда я вошел, было довольно темно, и я не тотчас увидел Асю. Закутанная в длинную шаль, она
сидела на стуле
возле окна, отвернув и почти спрятав голову, как испуганная птичка. Она дышала быстро и вся дрожала. Мне стало несказанно жалко ее. Я подошел к ней. Она еще больше отвернула голову…
Посреди сеней, между двух
окон, стояла Женни, одетая в мундир штатного смотрителя. Довольно полинявший голубой бархатный воротник
сидел хомутом на ее беленькой шейке, а слежавшиеся от долгого неупотребления фалды далеко разбегались спереди и пресмешно растягивались сзади на довольно полной юбке платья. В руках Женни держала треугольную шляпу и тщательно водила по ней горячим утюгом, а
возле нее, на доске, закрывавшей кадку с водою, лежала шпага.
Самая живая группа, из семи особ, располагалась у одного угольного
окна, на котором
сидел белый попугай, а
возле него, на довольно высоком кресле, сама маркиза в черном чепце, черном кашемировом платье без кринолина и в яркой полосатой турецкой шали.
На одном из
окон этой комнаты
сидели две молодые женщины, которых Розанов видел сквозь стекла с улицы; обе они курили папироски и болтали под платьями своими ногами; а третья женщина, тоже очень молодая,
сидела в углу на полу над тростниковою корзиною и намазывала маслом ломоть хлеба стоящему
возле нее пятилетнему мальчику в изорванной бархатной поддевке.
Увар Иванович
сидел в креслах
возле окна и дышал напряженно, Николай Артемьевич ходил большими шагами по комнате, засунув руки в карманы; лицо его выражало неудовольствие.
Солнце пекло смертно. Пылища какая-то белая, мелкая, как мука, слепит глаза по пустым немощеным улицам, где на заборах и крышах
сидят вороны. Никогошеньки.
Окна от жары завешены. Кое-где в тени
возле стен отлеживаются в пыли оборванцы.
Возле окна, закинув назад голову,
сидел на модной козетке [небольшом диване для двух собеседников (франц.)] один из домашних ее поэтов; глаза его, устремленные кверху, искали на расписном плафоне [потолке (франц.)] комнаты вдохновения и четвертой рифмы к экспромту, заготовляемому на всякой случай.
На широкой кушетке, подобрав под себя ноги и вертя в руках новую французскую брошюру, расположилась хозяйка; у
окна за пяльцами
сидели: с одной стороны дочь Дарьи Михайловны, а с другой m-lle Boncourt [м-ль Бонкур (фр.).] — гувернантка, старая и сухая дева лет шестидесяти, с накладкой черных волос под разноцветным чепцом и хлопчатой бумагой в ушах; в углу,
возле двери, поместился Басистов и читал газету, подле него Петя и Ваня играли в шашки, а прислонясь к печке и заложив руки за спину, стоял господин небольшого роста, взъерошенный и седой, с смуглым лицом и беглыми черными глазками — некто Африкан Семеныч Пигасов.
— И ведь, поди ж ты, что выдумали! — говорил Василий, которого я видеть не мог, но слышал весьма явственно; он, вероятно,
сидел тут же,
возле окна, с товарищем, за парой чая — и, как это часто случается с людьми в запертом покое, говорил громко, не подозревая, что каждый прохожий на улице слышит каждое слово. — Что выдумали? Зарыли их в землю!
Между тем дуэт кончился. Фустов встал и, нерешительными шагами приблизившись к
окну,
возле которого мы
сидели с Сусанной, спросил ее, получила ли она от Ленгольда ноты, которые тот обещался выписать из Петербурга.
Однако он встал и, подойдя к
окну,
возле которого
сидела Марья Павловна, начал водить рукой по стеклу и представлять, как мальчик ловит муху.
Молодая женщина в утреннем атласном капоте и блондовом чепце
сидела небрежно на диване;
возле нее на креслах в мундирном фраке
сидел какой-то толстый, лысый господин с огромными глазами, налитыми кровью, и бесконечно широкой улыбкой; у
окна стоял другой в сертуке, довольно сухощавый, с волосами, обстриженными под гребенку, с обвислыми щеками и довольно неблагородным выражением лица, он просматривал газеты и даже не обернулся, когда взошел молодой офицер.
Прошло еще несколько мгновений. Он глянул вскользь из-за листа «Ведомостей». Она
сидела у
окна, отвернувшись, и казалась бледной. Он, наконец, собрался с духом, встал, подошел к ней и опустился на стул
возле нее…
Больше всего Фленушка хлопотала. Радехонька была она поездке. «Вдоволь нагуляемся, вдоволь натешимся, — радостно она думала, — ворчи, сколько хочешь, мать Никанора, бранись, сколько угодно, мать Аркадия, а мы возьмем свое». Прасковья Патаповна, совсем снарядившись, не хлопотала вкруг повозок, а,
сидя, дремала в теткиной келье. Не хлопотал и Василий Борисыч. Одевшись по-дорожному, стоял он
возле окна, из которого на сборы глядела Манефа.
В другой раз оглядел Василий Борисыч круг девичий и видит — середь большой скамьи, что под
окнами,
сидит за шитьем миловидная молоденькая девушка. Сел он
возле нее, видит — белоручка,
сидит за белошвейной работой. Спросил у нее...
Хорошо знала она местность. Выбежав на широкий двор, бросилась было к воротам, но в зачинавшемся уже рассвете увидала, что там на лавочке
сидит караульный… В сад побежала, там ни души. Она дальше и дальше. Бежит, не переводя духа, и назади сада, вблизи Кириллиной пасеки, перелезает через невысокий плетень, а потом по задам
возле длинного ряда крестьянских овинов бежит к попу на край деревни. На него одного вся надежда ее. Подбежав к дому отца Прохора, она крепко постучалась в
окно.